ГРИГОРИЙ АРКАДЬЕВИЧ МАНОВ (1942-2022)

В.М.Ковальзон

СУДЬБА ЭМИГРАНТА

Гриша Манов обладал блестящими способностями и исключительной памятью. Он с отличием окончил школу и лечебный факультет 1-го Московского медицинского института им. И.М.Сеченова, затем ординатуру по специальности "психиатрия" и поступил в аспирантуру в Лабораторию нейрогуморальных регуляций им. Н.И.Гращенкова АН СССР, где мы с ним и познакомились, и дружили вплоть до его отъезда за рубеж в 1977 году. В то время в Лабораторию была "сверху" спущена тема по изучению гипнопедии, и под нее была выделена специальная аспирантская ставка, которую Гриша и занял. Работа проводилась на здоровых испытуемых-добровольцах и включала ночные полисомнографические (ПСГ) записи, которые давались ему нелегко. Первые же психофизиологические исследования показали, что собственно "гипнопедия", т.е. обучение во сне, практически невозможна: при первых же ПСГ признаках сна (тета-ритм в ЭЭГ) поступление речевой информации через наушники в головной мозг и ее запоминание прекращаются. Тогда Григорий перешел к изучению воспроизведения заученной перед сном "бессмысленной" информации при пробуждении из разных фаз и стадий сна, и сделал ряд интересных открытий, опубликованных в двух статьях в журналах "Вопросы психологии" (1974) и "Физиология человека" (1975). Результатом этих новаторских исследований явилась диссертация на соискание ученой степени кандидата медицинских наук по специальности "Физиология человека и животных", блестяще защищенная им на совете Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии АН СССР. Одним из оппонентов выступал будущий академик и директор этого Института Павел Васильевич Симонов. Весь период учебы в аспирантуре Гриша продолжал практиковать в разных больницах как психиатр-консультант, и, таким образом, сохранил и свою медицинскую квалификацию тоже.

Закрытие "именной" Лаборатории одним росчерком пера тогдашнего Президента АН СССР, и разгон более сотни её сотрудников по доносу в 1973 году - всё это настолько потрясло Григория, что он решил эмигрировать. В то время выезд на ПМЖ за рубеж, хотя и не считался уже уголовным преступлением, был сопряжен, тем не менее, с целым рядом унижений, доходивших порой до издевательства. Тогдашнее руководство СССР, казалось, делало всё, чтобы люди уезжали из страны с лёгкой душой и не вспоминали о своей Родине с теплым чувством. Григорий был вынужден уволиться из Лаборатории, на работу его никуда не брали, он бедствовал и довольствовался случайными заработками.

Я был знаком и с отцом, и с матерью Григория (они были в разводе), и с его гражданской женой - Катей Смирновой, весьма колоритной особой, работавшей медсестрой в Институте Склифосовского. Матушка Григория, хотя и переживала за него, верила в его талант и подписала ему разрешение на эмиграцию, а отец - ни в какую, страшно трепал ему нервы и просил меня, чтобы я Гришу отговорил… Что касается Кати, то Гриша предложил ей заключить брак и уехать вместе с ним; вначале она согласилась, но потом ее коллеги и родители убедили ее в том, что он никогда не сдаст экзамены на врача в США, никогда не станет там психиатром, поскольку для этого нужно настолько совершенное знание языка (единственного орудия психиатра), какое дается только врожденному его носителю. И всю жизнь будет влачить там жалкое существование. Этот отказ Кати сыграл в дальнейшей жизни Григория важнейшую роль.

В конце концов, ему всё же удалось вырваться. По приезде в США в 1977 году Гриша оказался в Хьюстоне, штат Техас, и, благодаря своим уникальным способностям и трудолюбию, "с ходу" сдал все труднейшие экзамены, необходимые для получения диплома врача в США! Он получил официальное поздравление от властей, извещавшее, что он - первый эмигрант из СССР в юго-восточных штатах, сдавший все экзамены с первого раза. После этого он был зачислен врачём-резидентом в Бэйлоровский медицинский колледж при Университете в Хьюстоне. В письме ко мне, написанном почему-то на английском языке и отправленном им в адрес своей матери в Москве, он кратко описывал трудности и страдания, испытываемые им при круглосуточной непрерывной и ответственной работе. Дело в том, что врачи-резиденты в США не имеют фиксированного рабочего дня и на них сваливают всю "текучку" (насколько я знаю, эта проблема сохраняется и по сей день).

Тем не менее, он сумел преодолеть все трудности, и по окончании был зачислен врачем-стажером (fellowship) в медицинский центр Университета Лойолы в Чикаго (штат Иллинойс), а после стажировки был принят на работу в Университет Вандербильта в Нэшвилле (штат Теннеси) в качестве доцента (Assistant professor) по психиатрии. В течение нескольких лет он участвовал в клинических исследованиях по психофармакологии и был соавтором пяти статей в американских и европейских научных журналах. Потом перешел в систему медицинских учреждений Администрации ветеранов (Veteran's Administration hospitals) и работал вначале в Детройте (штат Мичиган), а затем в Майами (штат Флорида), практикуя клиническую психиатрию на своих пациентах - ветеранах, страдающих от синдрома, который теперь хорошо известен под названием "пост-травматическое стрессорное расстройство". В период работы в Детройте, когда Григорию было уже почти 50 лет, он познакомился с молодым врачом-стажером (fellow physician) Лесли Джоан, они поженились, и она родила ему двоих детей - сына, который тоже стал врачом, и дочь, которая стала адвокатом. Как пишут его дети, он был очень заботливым и любящим отцом и уделял им много свободного времени.

Григорий любил свою работу, считал психиатрию очень интересным разделом медицины, в котором происходят важные перемены. На протяжении всей жизни он сохранял также интерес к изучению языков, лингвистике и истории. Григорий постоянно читал и, как пишет его дочь, "обладал самым впечатляющим английским словарным запасом из всех, кого я когда-либо встречала, а также впечатляющим знанием множества других языков".

Создается впечатление, что фортуна повернулась к Григорию лицом и "судьба эмигранта в Америке" была счастливой. Однако его мощный интеллект и блестящие способности требовали большего выхода. "Честно говоря, я думаю, что он был неудовлетворен своей карьерой, и ему было довольно сложно приспособиться к Соединенным Штатам" - пишет его дочь.

Дети Григория пишут, что он всегда очень тепло вспоминал об оставленных в Москве друзьях и коллегах, но почти ничего не рассказывал о своей прежней жизни. Понятно, что эти воспоминания неизбежно приводили его к последним годам, которые были столь тягостны…

Я помню Гришу как верного товарища, блестящего, остроумного собеседника, Уверен, таким же запомнили и все знавшие его. Увы, большинство из них тоже уже ушли из жизни…

Что войны, что чума? - конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесён.
Но как нам быть с тем ужасом, который
Был бегом времени когда-то наречён? (Анна Ахматова)

© 2001 Sleep.Ru